16.05.43 г. Трагедия в воздухе

16 мая 1943 года ТБ-3 7 гап дд Героя Советского Союза Н.А.Бобина (штурман Герой Советского Союза Л.Н.Агеев) возвращался домой после выполнения бомбометания по железнодорожной станции Снежецкая.

«Отбомбились, как на полигоне. Станция маленькая была, зенитками не защищенная. Зайдем, сбросим бомбу, еще раз зайдем, три сбросим... Это рядом, на узле Брянск-2, где работало большинство экипажей полка, горели прожектора, били зенитки... Не знаю, много ли толку было от нашей бомбардировки. Узкое полотно, если и разрушим его, так восстановительной бригаде понадобится пару часов, чтобы привести его в порядок.

А рядом, в леске, хорошо были видны строения, и железнодорожные ветки, к ним проложенные. Предложил командиру пойти на эту цель. Сделали четыре захода, сбросили бомбы, но никаких результатов не видели. Обычно если куда-нибудь попадаем, то замечаем взрывы и пожары, а в этот раз — ничего.

На обратном пути пролетаем станцию Телегино (это севернее Ельца). Отметил в бортжурнале 0.50, проход ДМ. И в это время нас атаковали два Ме-110. С первого захода вывели из строя 2-й мотор и, как потом выяснилось, повредили 1-й (оба — на одном крыле!). Ночь была лунная, и нас хорошо было видно. А экипаж в том вылете у нас был сборный, неслетанный. Хвостовой стрелок, второй летчик и борттехник первый раз в нашем экипаже летели; помборттехника — из наземных специалистов, вообще первый раз в воздух поднялся. И Леши Васильева не было — свистеть было некому (А.Васильев — штатный второй пилот экипажа, мог свистеть, перекрывая шум моторов. Этот его талант использовали для оповещения экипажа об опасности.). Если бы экипаж был наш, постоянный, мы бы в подобную ситуацию не попали. Да и стрелки, если бы не расслабились после отхода от цели, могли бы истребители заметить.

Со ШКАСами нам бы пришлось плохо, но Иван Зарезаев своим УБТ «Мессершмитты» отогнал, со второй атаки они уже стреляли неприцельно. Пустили очередь — и та мимо прошла. Ваня Зарезаев огонь вел — весь самолет дрожал: чувствовалась сила оружия!

Когда нас атаковали, я увидел трассу и подумал, что это со станции Телегино по нам стреляют. И тут у меня на пульте боковой наводки загораются три лампочки. Обернулся и вижу, что второй летчик Юра Волков мне руками показывает: «Стреляй!» Я — к пулеметам, но увидел только хвост истребителя. Спустился назад к себе в кабину. И опять заметил моргание лампочек. Открыл дверь, чтобы выйти на мостик, и вижу, чти Коля (Н.А.Бобин) сидит на ступеньке, держится рукой за штурвал перестановки стабилизатора, и голова опущена. Я думаю, что он уже собирался ко мне идти отдыхать, и если бы в момент атаки не встал со своего места, то, скорее всего, остался бы жив.

Перенес его к себе в кабину. Никак не могу рану у него найти: воротник весь кровью пропитан и... светится. Видимо, с разбитого прибора «фосфор» на его воротник осыпался».

Агеев бросился к радисту за аптечкой. В центральной части фюзеляжа на своем рабочем месте увидел раненого в спину борттехника: оказал ему помощь, как возможно было в той ситуации. «Из аптечки взял йод да бинты, вернулся в свою кабину, «переноску» зажег и вижу, что у командира выражение глаз изменилось. И кончики ногтей синеть начали. Мертв был уже». Часы показывали 0.52.

«В это время у меня на пульте опять загораются три лампочки: второй летчик, Юра Волков, вызывал к себе. Подложил Коле под голову свой парашют и пошел на мостик. Юра показал рукой на командирское место — просил помочь в управлении самолетом. Пригодились теперь мои летные навыки. Занял место командира. Хорошо, что мы с Колей были одного роста — педали подгонять не требовалось».

Из-за повреждения двигателя создался разворачивающий момент. Триммер выбрали полностью. Чтобы скорость полета не упала ниже критической, пришлось добавить оборотов мотору No.1, у которого, как позже выяснилось, был пробит водорадиатор. После линии фронта летчики, чтобы не подвергаться излишнему риску при атаках истребителей, шли на высоте 200 метров «Но если бы потребовалось прыгать с парашютом, могли бы и разбиться».

Впереди показался г. Мичуринск, возле которого располагался аэродром 7-го полка. В это время на мостик выбежал помборттехника и сказал, что крайний левый мотор перегревается и скоро может заклинить. Если бы это произошло, самолет рухнул бы на город. «Стали блинчиком разворачиваться в обход города. Самое неприятное было то, что разворот приходилось производить в сторону неработающего мотора».

Подходя к аэродрому, полагалось дать красную ракету — сигнал о том, что самолет терпит аварию. Но штурман, это делавший, управлял самолетом, да вдобавок на тот день сигналом «Я — свой» установили именно красную ракету. Может, потому находившиеся на аэродроме не поняли тех маневров, которые проделывал самолет. Николай Бобин считался мастером пилотажа, заходивший же на посадку ТБ-3 шлепнулся на полосу с высоты около 1 метра. Левый крайний мотор моментально заглох, и корабль, разворачиваясь в левую сторону, покатился в направлении стоянки самолетов. Лишь чудом он не врезался в находившиеся на аэродроме бомбардировщики...

 

(Цитатируются слова Л.Н.Агеева.)

 

Источники информации:

1. Раткин В. Командир корабля Николай Бобин и штурман Леонид Агеев. — Мир Авиации, 1994, No. 2.

 

 

Комментариев пока нет Добавить комментарий

 

 

Поделиться страницей:  

Авиаторы Второй мировой

 

Информация, размещенная на сайте, получена из различных источников, в т.ч. недокументальных, поэтому не претендует на полноту и достоверность.

 

Материалы сайта размещены исключительно в познавательных целях. Ни при каких условиях недопустимо использование материалов сайта в целях пропаганды запрещенной идеологии Третьего Рейха и преступных организаций, признанных таковыми по решению Нюрнбергского трибунала, а также в целях реабилитации нацизма.